Вокруг Света - Журнал "Вокруг Света" №8 за 1998 год
Мы здесь не в первый раз, у каждого из моих спутников уже сформировались свои интересы: у пятилетней дочери глаза разбегаются от обилия игр, костюмов и прочих интересностей; четырнадцатилетний сын прямиком направляется в павильон к лотку с охотничьими ножами и индейскими «фенечками» (украшениями-сувенирами); мы с женой, как всегда, изучаем происходящее вокруг...
Каждый раз, наблюдая американцев на подобных празднествах, вновь и вновь поражаешься тому, насколько они доброжелательны, настроены на игру в самых разнообразных ее проявлениях и как умеют получать от этой игры удовольствие.
Контингент очень разный. Вот пожилая пара, сильно за семьдесят, причем, оба в джинсах, ковбойских шляпах и сапогах — классический техасский имидж Америки. Две молодые мамы, смеясь, разговаривают друг с другом, придерживая на груди одинаковые рюкзачки-гамаки, из которых свисают крошечные ножки в смешных адидасовских носках микроскопического размера — у меня каждый раз при виде подобного зрелища замирает сердце: подвешенным в рюкзаках младенцам самое большее недели по три. Американцы начинают таскать детей повсюду буквально с первого дня — почти эмбриончиков видишь на выставках, в музеях, в парках, на улицах города. Здесь же стайка подростков гремит цепями на чрезмерно приспущенных штанах неимоверной ширины — нынешняя мода (почему эти достопримечательные порты не спадают окончательно, для меня такая же загадка, как и то, каким образом держатся береты на затылках у наших десантников-дембелей). Лихая молодежь, отсвечивающая замысловато выбритыми и раскрашенными затылками, соседствует с техасскими пенсионерами очень гармонично, иллюстрируя собой главную особенность американского общества — разнообразие и взаимную терпимость.
Конечно же, полно детей, и многие из них уже носятся с цветными печатями рыб, зверей и птиц на носах и на щеках — успели проштамповать себя специальной безвредной краской даже до официального открытия фестиваля. Впрочем, «официального» сказано слишком громко. Оно сводится к тому, что рейнджер, наряженный популярным на всю страну мишкой Смоки (символ защиты лесов от пожаров и охраны природы в целом), приглашает всех начать веселье, ансамбль кантри-мьюзик на сцене начинает зажигательную мелодию, зрители хлопают, свистят и улюлюкают вразнобой, приветствуя открытие фестиваля.
Фестиваль Лосося проводится уже четырнадцать лет подряд и является прекрасной возможностью объединить усилия всех тех многочисленных служб и организаций, которые занимаются охраной природы уникального по красоте Северо-Запада США. Лосось как таковой — это ключевой, очень особый, но все же лишь повод поговорить с людьми о гораздо более широких проблемах. И поговорить интересно, весело, познавательно, избежав занудной поучительности традиционных экологических дискуссий.
Проблема охраны лосося для региона не нова. Индейские племена, исконно населявшие эту землю, по сути дела, веками существовали на лососе. Его массовый сезонный отлов (огромными — в полтора метра диаметром сачками на длинных шестах) с дощатых настилов над водопадами, порогами и перекатами, где рыба задерживается, преодолевая особенно сильное течение, давал запас продуктов на зиму, товар для торгового обмена с другими индейскими племенами.
По представлениям индейцев, населявших нынешний Северо-Запад США, лосось был вовсе и не рыбой. а воплощающимся в рыбу людским племенем, живущим в потаенных подводных деревнях и выходящим к людям в облике рыб, чтобы накормить иные сухопутные племена. Каждый раз, когда индейцы съедали лосося, он вновь воплощался в человека в своей подводной жизни. Этому могли помешать лишь людское неуважение, осквернение рыбы кем-либо непосвященным в таинство лова, приготовления и трапезы, а также — брошенные по недосмотру кости рыб. Все они должны были вновь вернуться в реку — после еды сердце лосося сжигали на костре, а все кости тщательно собирали и с церемониями опускали в воду обязательно до захода солнца.
Потеря одной косточки могла означать потерю пальца, а то и руки у вновь возрождающегося человека подводного лососиного племени.
Взаимоотношения человека и лосося определялись вождем рыбьего племени, приходящим, по легенде, к людям в облике индейского юноши: он подсказывал индейцам, когда и как надо осуществлять лов. В результате каждое индейское племя, владея той или иной территорией, следовало на ней строгим законам, регламентирующим промысел, и использовало особое орудие лова на каждой конкретной реке в зависимости от ее глубины, течения и прозрачности. Разделка рыбы — это был уже особый ритуал и мог выполняться лишь строго определенным образом и только специальными ритуальными ножами, сделанными из камня или раковин. Копчение разделанного лосося тоже было самостоятельным, со множеством секретов, ритуальным искусством, которым владели далеко не все и которое позволяло впоследствии хранить заготовленную рыбу без потерь до следующего нерестового хода.
Лосось у многих народов был основной пищей, как, например, хлеб у белого человека. Он ценился выше любого богатства. У индейцев не было слова «рыба», у них это понятие определялось словом «лосось», олицетворявшим абсолютную ценность и совершенство. Легенды, искусство, вся жизнь и творчество многих индейских народов были связаны с лососем. Как и у исконных народностей нашего Дальнего Востока.
Промысел лосося являлся у индейцев одним из стержней, поддерживающих самобытность племенной культуры и всего уклада жизни в целом и не ставил под угрозу существование этой рыбы.
Но вот началось освоение Северо-Запада белыми переселенцами с Востока. Темпы развития региона, ускорявшиеся в геометрической прогрессии, неизбежно требовали все больше и больше энергии, основным источником которой в этой части страны стали восемь гидроэлектростанций на. реках Колумбия (второй по полноводности после Миссисипи реки США) и Снэйк. Чем со временем обернулось для природы их строительство, я расскажу дальше. Однако даже сегодня, в условиях развитой промышленной инфраструктуры современной Америки и катастрофического снижения численности самого лосося, его промышленный лов дает работу в этом регионе шестидесяти тысячам человек и приносит доход более миллиарда долларов в год.
Особая роль, которую лосось играл, да и продолжает играть в жизни индейцев, определяет тот факт, что в программе фестиваля индейское искусство всегда представлено очень широко. Это не только поделки и сувениры из окрестных резерваций, но также танцы, песни, баллады и совершенно особая индейская музыка. В этом году выступает ансамбль, состоящий в основном из пожилых людей и детей. Я, как всегда, наблюдаю индейцев особым вниманием, и эти наблюдения неизбежно рождают целый спектр противоречивых мыслей.
С одной стороны, понятно, что люди эти выступают сегодня не от хорошей жизни: такой концерт — это возможность поддержать, как 'правило, скудный бюджет. С другой стороны, то, что мы видим на сцене, — это частицы настоящего наследия, пока еще, по крайней мере в некоторых местах, передаваемою стариками детям. Экзотические костюмы также включают как подлинные элементы (это видно при внимательном рассмотрении — старые украшения, ремешки, завязываемые уже не одним поколением рук), так и новые детали, выполненные с разной степенью тщательности. Но вот что не укладывается в рациональный анализ стороннего наблюдателя, так это лица индейцев-стариков. О детях речь не идет, дети — они везде дети, их обаяние вне суждений, и индейские дети в этом не исключение. Но вот старики — это особый разговор; и особенно — лица пожилых женщин.
Пожилая индеанка монотонно-завораживающим голосом (и одновременно так музыкально!) поет под бубен балладу об индейском мальчике, счастливо живущем среди родных лесов, гор и рек. В выражении ее морщинистого лица я отчетливо угадываю достоинство, всепрощение и ненавязчивую готовность приютить любого неприкаянного, вне зависимости от его возраста, языка или веры. Не могу передать это на фотографии — не было возможности достаточно наснимать, да и под силу такое лишь талантливому фотографу, но в жизни это улавливается безошибочно...
От одного из стендов мне кто-то машет рукой — я узнаю сухощавую элегантную фигуру Джеймса. Сегодня он здесь как активист общественного совета по охране соседней реки — Клакамаса, а вообще-то он — отставной военный юрист, специализировавшийся на экологическом праве и ушедший в отставку адмиралом морской пехоты. И еще он — мой ближайший коллега, у нас соседние кабинеты. Университет Конкордия, объявивший четыре года назад новую экологическую программу, пригласил его (проработавшего всю жизнь в Пентагоне) курировать административную часть этой работы, а меня (бывшего коммуниста из Москвы) — разрабатывать в этой программе международные проекты. Кто мог представить себе такое десять лет назад? Мир меняется. И отчасти — благодаря остроте и неотложности наших общих экологических проблем.
